Олена Степова
15 ч. ·
Дорога в Гуково (из повести «Автобиография войны» сентябрь) продолжение.
…Обо всём этом я думала, прикрыв глаза по дороге в Гуково. Чем ближе к КПП, тем ощутимей дыхание смерти. Машина петляет между воронками на асфальте. Блиндажи. Остовы сгоревшей техники. Выгоревшие посадки. Я смотрю из окна авто на свою землю, впитавшую кровь, тела, снаряды, растерзанную и обнаженную и не могу сдержать слёз. Они предательски капают из глаз, растекаясь по щекам, и размазываясь, задувающим в окно автомобиля ветром.
- Вы окно прикройте, просквозит,-говорит водитель,- вон глаза уже слезятся.
Везёт нас ополченец первой волны Олег. Да, тут сменилось несколько видов ополченцев. Предательство, смена приоритетов, разочарование, накатывали, как волны на тех, кто, боясь потерять работу, злобных упырей правосеков, пошёл на блок-посты. Кого-то выбрасывало на берег, и он, остудив свою голову и увидев правду, возвращался к нормальной жизни. Кого-то выносило на берег, но лишь для того, чтобы предать земле. А кто-то вроде бы и не плыл, а скользил над войной, уйдя в ополчение нищим, а вернувшись на белой яхте. Здесь война у каждого своя.
-Это не от ветра, это от войны,-отвечаю я.
Муж дергает за руку.
- А так это,нормально, если от войны,-говорит Олег,- всё же не непривычное зрелище для женщины, понятное дело.
Я сворачиваюсь в клубочек внутри себя. Моя душа, как маленький ребёнок, просто подгибает ноги, сворачивается калачиком, чтобы не бояться, чтобы не ныл живот от страха, но вот глаза не закрывает. Моя душа сильный ребёнок. Он научился бояться, смотря врагу в лицо.
- Я просто понимаю, что погибли люди,-устало говорю я,-поэтому и страшно.
- Брось,-говорит водитель,- это война, каждый знает на что идёт.
Удивительно, но с мая 2014 года, я не слышала от людей, сидящих в СБУ, блок-постах, называющих себя ополченцами, армией Юго-Востока или казаками слов «АТО», они всё время говорили «война», тогда, как мы говорили «АТО». Это нас и различало.
Я думаю, это большая ошибка, назвать всё, что происходило здесь на Донбассе «антитеррористической операцией». Пока одни разрабатывали стратегию борьбы с кучкой террористов, другие планировали и вели полномасштабную войну.Олег рассказывает, как создавалось ополчение в городе. О первых днях войны. О заседаниях в горсовете, выступлениях чиновников города. Он, бюджетник. В марте их собрало начальство из управления здравоохранения и долго рассказывало о нищете в Украине, о том, что правительство (тогда был ещё Янык, но говорили о «попередныках») взяло кредиты, что под эти кредиты запущена программа торговли органами, что их в больнице будут принуждать убивать людей и изымать органы. Говорили и о том, что на Западной Украине нет работы, и на Донбассе всех уволят, а привезут безработных западенцев. И, главное, если победят бандиты с Майдана, всех кто не говорит на украинском, убьют, как убивали наших мальчиков из «Беркута». Люди плакали после таких рассказов. Кто-то пытался возразить, на него накидывались, мол, знаем, кому-то звонили, кто-то слышал, кто-то читал в Интернете, значит правда. Просто скрывают. Страшилки нарастали: повышение ЖКХ услуг, цен на газ, отмена льгот, повышение пенсионного возраста (хотя закон уже был принят Януковичем), у людей началась паника. Был издалека предложен вариант, а если в Россию. Мол, нас берут, но нужна поддержка людей. Обращения к Путину, митинги. Зарплата у медиков, во! Пенсии, там, льготы, лекарств валом, медицина бесплатная.
Олег говорит, что жалеет, что не прислушался к другу, врачу-окулисту, который рассказывал, что к нам в больницу на обследования и к нему, и к кардиологу и на МРТ, и к стоматологам едут именно россияне из Гуково, Новошахтинска. Это он уже понял позже. Слишком поздно.
Много из того, что он говорил, я уже знала. Много было открытием. Как, например, то, что он был в составе группы Алексея Мозгового, которого до сих пор боготворил.
-Понимаешь,-у Лёхи позиция есть. Хочешь верить в Бога-верь. Хочешь в Аллаха- пожалуйста. Хочешь в Бандеру-молись Бандере, только меня не трожь. Мы разные на Украине?! Нет! Одинаковые! Мы-совок,-говорил Олег, я так понимала, слова Алексея Мозгового,- из СССР вышли. Образования там получили, армия, связи. Зачем рушить? При совке, здесь все говорили на русском, это традиция, вот зачем нам навязывать? Дети захотят пусть учат. Вот у меня дочка русский знает, украинский, немецкий и английский. Отличница!-улыбается, -ей надо, пусть учит. Мне зачем?
- Но ведь не в языке дело,-вступаю я в разговор, становящийся откровенным,- просто Ахметка и Ефремка решили для себя феодальный край сделать. Яныка, мол, выперли из Киева, воровать негде, по ним Генпрокуратура без Яныка пройдётся с конфискацией. Вот они и решили. Сделать здесь квазигосударство. Яныка президентом. А России мы же не нужны. Зачем ей столько пенсионеров и регрессников.
-Вот, ты прям Лёхины слова повторяешь,-он так и говорил,-Россию надо использовать, у нас оружия нет, у них есть. Но рабами их мы не будем. Ни Ахмета, ни Ефрема, ни Яныка-пиндоса. Мы будем свободные. Сами заработаем, сами пенсии сделаем. Угля у нас валом, газ есть, вода. Донбасс-сила. У нас будет своё государство. А потом, когда все увидят, что у нас без царя и олигархов, что у нас свобода и нет нациков, этих идей фашистских, то к нам все потянутся, и мы возродим СССР. Понимаешь,- стукнул он по рулю, мы станем основой возрождения могучей страны.
А Ефремку и других «теплых», Лёха вот тут держит,-он показал кулак,- ты думаешь мы не знаем, что они нас имеют. Знаем. Но терпим, они пока нужны.
Так под разговор о жизненно-важном и насущном, мы подъехали к КПП «Должанский». Зрелище меня поразило. Это самый красивый пропускной пункт. Беседки, березки, ели, цветники, высокие арки со стрижами и воркующие голуби, резные беседки (одна из них, кстати сделанная моим мужем 10 лет назад), кафе в украинском стиле, где когда-то работала певунья Иришка. Было! Ямы, пепел, гарь, дырки от пуль, покорёженный металл…есть! От сегодня до вчера пару месяцев. Но кажется-несколько жизней.
Машины едут медленно. Готовим паспорта. Блок-пост.Олег говорит, чтобы не напрягались. Это блок-пост наш. Местный.
Сидящие люди не обращают на нас внимание. Машины становятся в ряд, и один человек проходит, заглядывая в окна. Камуфляж. Автомат. Бандана. Из опознавательных знаков только одна георгиевская лента на плече.
-Куда едем?-обращается к водителю и в салон.
-Гуково, туда-назад. Местные. Стандарт, -отвечает Олег.
Постовой кивает, мол, езжай. Стандарт-это зарплата, продукты.
Мы так же медленно движемся дальше. Второй блок-пост через 300-500 метров.
-Готовим паспорта,-говорит Олег,-казаки.
Паспорта открываем сразу на прописке, чтобы видели, что местные. Вопросы стандартные. Дольше всего листают паспорта мужчин и вглядываются в лица.
-Откройте багажник и выйдите из машины,-строго.
Мы начинаем открывать дверь. Казак машет, мол, нет, только водитель. Проверяет багажник, держа в руках паспорта. Наконец-то дает добро. Двигаемся дальше.Здесь блок-пост уже капитальный. Флаги ДНР, флаги Донского казачества с ликом Спасителя.
Я много читала о войнах религиозных фанатиков, убивающих по имя Христа и под ликом Христа. Это, наверное, самое страшное, когда ты видишь лик Спасителя на флаге людей, пришедших расстреливать твою землю. У Спасителя глубокие грустные глаза. Они смотрят на нас, проезжающих мимо, но ветер заворачивает флаг, убирая лицо Спасителя. Видимо ему стыдно перед нами за тех, кто впечатал его лик в кровь.
