Вчера в Санкт-Петербурге умер мой преподаватель, отец Ианнуарий (Ивлиев). Человек, который один из немногих был для меня примером и на которого я хочу ровняться.
В интернете уже пошла реакция на эту скорбную новость и одним постом-эпитафией я бы хотел поделится тут, думаю все все поймут:
Только что пришло известие о том, что в Петербурге ушел еще один из наших "старших" -- отец Ианнуарий (Ивлиев), автор книг, вправивших не одни мозги, человек редкой щедрости, прямоты и свободы. "Батюшка Январь", как называл он себя на "отеческий православный манер". Деликатный и ехидный, не сносивший религиозного и вообще, любого, пафоса, изысканно сбивавший его всюду, куда проникали напыщенные речи -- и одновременно невероятно собранный, умственно точный. Не боявшийся удивляться, никогда не прятавшийся за сан от трудных вопросов и неудобных людей, смешливый и невероятно серьезный ко всему, что требует настоящей серьезности, заступавшийся за гонимых, друживший с опальными.
Его "дом" -- библейские тексты и музыка. И о том, и о другом он мог рассказывать бесконечно, заражать наслаждением языка, мысли, звука, прогулок, еды, (а в ней он знал толк), умного кино, поэзии, наслаждением жизни. Это был его способ бороться с тупостью и ложью -- церковной, академической, социальной, с ложью лукавых слов и двоящихся мыслей. Когда вышел фильм "Остров", он написал очень жесткую и честную статью, получил от ревнителей по шее, и в письме, в ответ на мои ламентации, мол, как же можно такую хрень снимать и как же не стыдно ее оправдывать, в свойственной ему манере успокаивал: "Да, это ложь. Гадкая, еще страшнее, что эта ложь им удобна. Что мы можем делать? Говорить правду. Но чтобы не отчаиваться, съешьте винегретик. Или что-нибудь посерьезней. Вот у меня в холодильнике куриная ножка. А у вас?"
На Летнем институте за ним толпами ходили студенты, в том числе, самые дремучие и замшелые. Сначала слушали с опаской -- то, о чем он на лекциях по новозаветной экзегетике говорил, было совсем не похоже на простое нераспространенное, идеологичное знание, каким их пичкали в семинариях и на разного рода благочестивых курсах -- задавали провокационные вопросы, отец Ианнуарий пространно и уважительно отвечал, какую бы чушь у него не спрашивали. Вскоре осторожность сменялась завороженностью, и было смешно видеть, как недавние "борцы с либерализмом и модернизмом", обличители "кровавых наветов и протоколов" ловили о. Ианнуария на лесных тропах или по дороге в столовую и просили еще раз рассказать "вот про тот странный еврейский глагол у Матфея, из Синодального перевода ничего не видно". "Отец Ианнуарий, как же я теперь вернусь? -- спрашивал в конце одной из школ некий душпастырь. -- Понимаете, после ваших лекций я должен порвать все конспекты и сказать нашим преподавателям, что они наврали. Что мне теперь делать? -- "Вы читайте, побольше читайте хорошие книги и слушайте хорошую музыку. Если можете, скажите, что они неправы, а не можете -- пожалейте. А главное, сами читайте, читайте и не бойтесь думать".
На той же школе в перерыве мы стоим у окна, выходящего в лес, и разговариваем о разных трактовках баховской полифонии. Под окном - шорох, приглядываемся: еж. Увесистый, задумчивый. Через несколько секунд -- ответный шорох в кустах, затем из зелени проступают заячьи уши и все, что к ним прилагается. Заяц смотрит на ежа, еж -- на зайца, мы -- на обоих, и тут о. Ианнуарий шепотом произносит: "Это и есть полифония. Самостоятельные сущности созерцают друг друга".
Несколько месяцев назад питерская подруга просила найти для о. Ианнуария недавно вышедшую книгу Андрея Десницкого."О.И. сейчас работает над новой монографией, ему очень нужна..." Связались с издательством, книга нашлась. А многое другое -- не успела. Не успела побродить с о. И. по Питеру, который он так любил, не успела попасть на его музыкальный лекторий, обещала, но не успела показать работу своего друга по первым пяти главам Матфея, только рассказывала, "но это так прекрасно, так интересно, наконец-то кто-то всерьез, вы покажите, обязательно покажите..." Не успела сказать то самое, в ответ на что он бы язвительно протянул: "Вы, дамы, чрезвычайно учтивы..."
Мир, прежде густо населенный "старшими" -- умными, великодушными, насмешливыми, надежными людьми -- неумолимо пустеет. Тем, кто их знал, осталось наследство, не только книжное, академическое, но наследство свободы и утешительного смеха, разгоняющего тупость и злобу. "А чтобы не отчаиваться, выпейте чего-нибудь покрепче. И читайте, и думайте, думайте".
https://www.facebook.com/photo.php?fbid=1626844414025902&set=a.166041103439581.31553.100001010778893&type=3&theater
